Потерявшиеся фрагменты
Одна моя подруга как-то сравнила людские судьбы с частями детского пазла — игрушки, где нужно из мелких фрагментов собрать большую картинку. Все фрагменты похожи друг на друга, но подходят они лишь к определённому месту. Иногда фрагмент, который, казалось бы, должен уже войти в какую-то часть картинки, не подходит к ней. Так и человек, который думал, что наконец-то нашёл то, что искал, вдруг осознаёт, что ему опять не повезло. И опять продолжаются поиски. Ведь каждый хочет верить, что подобно тому, как с детском наборе все кусочки картинки рано или поздно встанут на своё место, в жизни он когда-нибудь найдёт своё предназначение, своё место и свою любовь.
* * *
Табито живёт в Токио, огромном и тесном японском мегаполисе, раскинувшемся во все стороны на многие десятки километров. Токийская агломерация со своими тридцатью четырьмя миллионами жителей является крупнейшей в мире. Каждое утро миллионы людей, одетых в одинаковые серые костюмы, набиваются, подобно килькам, в вагоны городских поездов. Схема Токийского метро настолько огромна и сложна, что непривычного человека способна повергнуть в ужас, а в штате сотрудников даже есть должность под названием «осийя», что в переводе с японского означает «толкач». Работа этих людей заключается в том, чтобы в часы пик более эффективно утрамбовывать набивающихся в вагон людей.
Все эти люди затем поднимаются в свои офисы в бесчисленных сейсмоустойчивых железобетонных высотках, и самоотверженно выполняют там свою работу. Рабочий день в Японии длится десять часов, но многие сотрудники добровольно остаются и на двенадцать, и на четырнадцать, и дело тут отнюдь не в заработке, а в самой этике японского общества, которая подразумевает полную самоотдачу во имя общего блага. В японском языке даже существует термин «кароси», обозначающий внезапную смерть на работе от усталости.
Табито, однако, нигде не учится и не работает, хотя ему уже исполнилось двадцать девять лет. Всё своё время он проводит за просмотром аниме — японской мультипликации, которая во второй половине двадцатого века стала неотъемлемой частью японской культуры, и создаётся для всех возрастов и групп населения. Тесная комнатушка Табито завешана плакатами и заставлена фигурками его любимых персонажей.
Табито — хикикомори. Этим словом министерство здравоохранения Японии называет людей, ведущих изолированный от общества образ жизни, которых в стране восходящего солнца насчитывается до восьмисот тысяч. Японская культура ставит людей в такие жёсткие рамки, что те, кто по какой-то причине не может вписаться в общество и стать в нём нужным и востребованным, полностью из него выпадают. Изоляция приводит к тому, что в некоторых экстремальных случаях хикикомори настолько бояться контактов с людьми, что выходят из своих комнат только ночью, чтобы купить в автоматах еды, а затем снова прячутся от враждебного мира в тёплую вселенную выдуманных персонажей.
Тогда-то Табито, как и все дети, учился в школе, что, однако, давалось ему непросто. Друзей в школе у него не было, потому что он был тихим и странным, и часто подвергался насмешкам сверстников. В будущем он мечтал стать художником манги, но по настоянию родителей был вынужден выбрать специальность, которая абсолютно ему не нравилась. Работая на мелкой неинтересной должности, он, изо всех сил стараясь, всё же не справлялся со своими обязанностями и часто вызывал неодобрение начальства и косые взгляды сослуживцев. Ситуация постоянно усугублялась, пару раз ему приходилось менять работу, а однажды, в очередной раз провалив данное ему задание, он назавтра просто не пришёл на службу. Не пришёл он туда и на следующий день, и через неделю.
На работу Табито не ходит уже четыре года. Он смотрит у себя в комнате мультфильмы, заказывает фигурки, и пытается рисовать свои собственные комиксы — результаты творчества он анонимно выкладывает в интернет. Общаться с людьми в реальной жизни он не может — сама мысль об этом вызывает у него такое волнение и страх, что он сразу же её отгоняет.
Но, несмотря на всё это, у него есть девушка. Самая лучшая и замечательная девушка, которая только может быть на свете. Её зовут Итойо, и ей очень нравятся его рисунки. Они обсуждают сюжеты из аниме, пьют чай и мечтают, глядя на ночное небо из окна. Иногда они даже выходят в магазин или катаются на метро. Они проводят вместе все дни напролёт. У Итойо большие зелёные глаза и рыжие волосы.
В реальности Итойо представляет собой всего лишь какую-то героиню манги, нарисованную на длинной подушке, которую Табито везде таскает с собой. Создатель этих подушек как-то поделился сутью своей идеи. Любовь в Японии стала дорогой роскошью, которую не могут себе позволить и многие из обычных людей, не говоря уже о неудачниках-хикикомори. Но поскольку любовь это всего лишь набор электрических импульсов в голове, то достаточно только напрячь воображение и переключить её с живых девушек на двумерный объект. Кому-то эта идея могла бы показаться абсурдом, но психика человека, лишённого общения, примет любой суррогат, лишь бы не осознавать того, что он совершенно никому в этом мире не нужен.
Табито знает, что у некоторых хикикомори таких девушек много. Они часто их меняют, и почти каждую ночь спят с другой. Но он не такой. Он любит свою Итойо, и ни на кого её не променяет. И пускай над ним смеются, когда он едет в метро, нежно прижав её к себе. Кроме рыжей девушки, нарисованной на подушке, у него нет больше никого.
* * *
Фрау Краузе живёт недалеко от станции Кёнигштрассе в Гамбурге. Ей семьдесят два года. Она не помнит своих родителей, но запомнила их смерть. Ужасный налёт авиации союзников в сорок третьем году превратил город в пылающий ад, и этот огненный кошмар застрял в её детской памяти, словно чёрный осколок авиабомбы.
Но это не самое тяжёлое, что ей довелось пережить за её долгую жизнь. В девяносто восьмом году в страшной железнодорожной катастрофе под Эшеде погиб её единственный сын. Он был поздним ребёнком, стоившим ей невероятных усилий. Доктора разводили руками, а священник не мог предложить ничего, кроме того, чтобы просить и не терять веры. И она молилась. Пробивалась на приём к самым известным врачам. Лечилась. В конце-коцнов случилось чудо. Невозможно описать, чего стоила ей эта беременность. Ребёнок родился недоношенным, и несколько недель балансировал на грани жизни и смерти. Много болел в детстве. Она сбивалась с ног, не спала, снова возила его по врачам, и её самоотверженные муки не прошли впустую. Мальчик выздоровел и окреп, с отличием окончил гимназию и университет, нашёл отличную работу в банке, которая требовала от него множества поездок. Незадолго до того дня он познакомил мать со своей невестой, и теперь фрау Краузе засыпала, предаваясь счастливым мечтам о том, что скоро ей надо будет погрузиться в приятные хлопоты по воспитанию внуков.
В ту ночь она проснулась от какого-то сюрреалистического кошмара, и уже не могла заснуть до самого утра. Утром сын позвонил из Ганновера, сообщив, что сегодня приедет в Гамбург и навестит мать вечером. Этот звонок немного успокоил её болезненное предчувствие. Но когда в обед она села посмотреть новости, и по телевизору замелькали белые искорёженные вагоны сошедшего с рельс скоростного поезда, ей стало страшно. Как всегда бывает в таких случаях, разум старался отмести плохие мысли — ведь почему он должен быть ехать именно этим поездом? А если и так, ведь множество пассажиров осталось в живых. Когда во второй половине дня в квартире зазвонил телефон, её сердце упало, и она со всех ног бросилась снимать трубку. Сейчас, сейчас знакомый голос скажет, чтобы она не волновалась, потому что всё в порядке, и эта трагедия счастливым образом обошла их стороной. Но на том конце провода был незнакомый мужчина, который спросил, может ли он поговорить с фрау Краузе. Внутри у неё всё обвалилось.
От горя женщина так поседела и постарела, что её было почти невозможно узнавать. Четыре года прошли как во сне, смысл её жизни пропал, и смерть была единственным, о чём она мечтала, хотя и не просила об этом бога, потому что перестала в него верить. А потом в её жизни появилась Зузи.
Случилось это совершенно неожиданно. Субботним утром к ней в дверь позвонили, и стоявший на пороге человек спросил, не хочет ли она взять себе щенка — смешную миниатюрную собачку с большими выпуклыми глазами — «моя собака пару месяцев назад потерялась, нашлась быстро, но уже, такая негодница, с сюрпризом». Собачка смотрела на фрау Краузе таким жалобным взглядом, что та просто не смогла сказать «нет».
Поначалу Зузи доставила ей немало хлопот. Пожилая женщина не поспевала за шустрым щенком, который носился по её квартире, то и дело пытался испортить какую-то вещь, а то и вовсе делал свои непристойные дела в совершенно неположенном для этого месте. Набедокурив, Зузи смотрела на хозяйку с таким виноватым видом, что та впервые с рокового дня смогла улыбнуться. Уход за Зузи отнимал так много времени, что у фрау Краузе просто не оставалось минуты, чтобы грустить. Когда собачка подросла и перестала делать то, что ей делать не полагалось, женщина стала её дрессировать. В общественном мнении сложился довольно неприятный стереотип относительно маленьких собак, павших жертвой любви к ним гламурных дамочек с обложек. Ведь если невоспитанная большая собака является вполне ощутимой угрозой для жизни, то различных карманных болонок ввиду их неопасности обычно только балуют, из-за чего они всегда вырастают глупыми и невоспитанными, готовыми с ног до головы облаять всякого встречного. Фрау Краузе не хотела этого допускать, поэтому Зузи не только не раздражала людей неприятным тявканием, но и очень удивляла их, когда охотно откликалась на все команды, что давала ей хозяйка.
Каждый день женщина выводила Зузи на прогулку, и они подолгу гуляли по улицам, заходили в парк или выходили к реке. Смотря на своего питомца, фрау Краузе улыбалась, и лишь иногда, сидя на лавочке, впадала в оцепенение, её лицо тускнело, а пустой взгляд устремлялся куда-то вдаль.
Однажды фрау Краузе, как обычно, гуляла с Зузи по улице, когда мячик, который она носила для игры с собачкой в парке, случайно выскользнул из её руки. Наклонившись за ним, она выронила из другой руки поводок. Мячик же скатился с тротуара, и быстро покатился по пустой дороге, а Зузи бросилась за ним вдогонку. Внезапно из-за угла выскочил жёлтый фургончик «Дойче Пост». Увидев животное, водитель резко дал по тормозам, но было уже поздно. Сбитая собачка отлетела в сторону, а мячик, докатившись до другой стороны дороги, замер у бордюра. Испуганный водитель выскочил, принялся извиняться, и даже вызвался сию же минуту бросить работу и отвезти их в ветеринарную лечебницу. Но Зузи уже не дышала.
Фрау Краузе закопала собачку под одним из деревьев в парке. С того момента прошло уже пять дней, но женщина до сих пор не вставала с кровати.
* * *
Дэвид обитает в «студии» — крошечной квартире, состоящей из комнаты и санузла. Студия находится в жилом районе Кливленда, американского города, известного своим музеем рок-н-ролла. К музыке Дэвид, однако, никакого отношения не имеет. Его дом — типичная американская многоэтажка с узкими окнами, сложенная из тёмно-бурого корпича, с идущей вдоль стены стены наружной пожарной лестницей. Если пожар случится тут на самом деле, Дэвиду придётся несладко — у него нет ног, и он вынужден передвигаться в инвалидном кресле. К счастью, пожары в отдельно взятом доме случаются не так уж часто, а по поводу спуска ему тоже не приходится особо волноваться — в каждом американском доме с более чем одним этажом есть лифт.
Дэвид увлекается сборкой макетов кораблей. Вся его студия уже заставлена искусно сделанными корабликами с развевающимися на ветру парусами, тонкими сплетениями многочисленных канатов, блестящими металлическими трубами и чёрными якорями на крошечных цепочках. Его стол завален схемами, пустыми литниками с уже обрезанными деталями и баночками с краской. Посреди стола лежит связанный резинками белый пластмассовый каркас какого-то судна, находящегося в процессе сборки, а на краю стола стоит воткнутый в розетку компрессор аэрографа. Больше в его комнате ничего нет, если не считать измятого матраса, лежащего прямо на полу, да кучи коробок, оставшихся от уже сделанных моделей. Взглянув на его квартиру, можно подумать, что этот человек существует на свете с одной единственной целью — ради сборки игрушечных кораблей. Между тем, так было не всегда.
Когда-то Дэвид был совершенно здоровым парнем, и даже играл в школьной команде по американскому футболу. Учился он не очень хорошо, но знание математики и наук в его стране не являлось необходимым компонентом жизненного успеха. В колледж он после окончания школы не пошёл, вместо этого начав работать в строительстве. Набравшись опыта, он получил все необходимые лицензии, взял в кредит минифургон, и открыл свою фирму по ремонту крыш. Благодаря богатой доступности кредитов домовладельцам, дела у него шли хорошо, и вскоре он взял на работу пару эмигрантов из восточной Европы.
А потом в стране разразился ипотечный кризис. Люди стали выезжать из домов, за которые не могли теперь платить, а строительство и ремоделирование практически свернулись. Контракты стало искать очень сложно, и Дэвиду пришлось затянуть пояс потуже. Он вынужден был уволить одного из помощников, а сам даже решился отказался от медицинской страховки — те пятьсот долларов теперь стали не такой уж незначительной суммой.
Однажды, возвращаясь субботним вечером с работы, он выехал на перекрёсток, когда невесть откуда взявшийся автомобиль, пролетевший на красный, с силой ударился в его фургончик. Удар был таким сильным, его фургон пару раз перевернулся, а его зажало в искорёженной кабине. Что было дальше, он не помнил, так как потерял сознание. В себя он пришёл только в госпитале. Когда картина действительности прояснилась, ему подумалось, что лучше бы его тогда просто убило насмерть — он пять дней пролежал к в коме и потерял обе ноги, а лицо его было полностью изуродовано. В добавок ко всему, услуги госпиталя обошлись ему в девяносто шесть тысяч долларов —американская медицина славится своими безумными, раздутыми ценами, но поскольку страховки у него не было, вся эта сумма теперь ложилась на него, вдобавок к его автокредиту.
Единственным местом, в которое он после этого смог устроится, стала крупная американская сеть супермаркетов «Волмарт», торгующая уценённым ширпотребом — в ней существовала какая-то специальная программа, по которой на работу принимались инвалиды.
Кроме этого магазина он теперь не был нужен абсолютно никому. На те мизерные деньги, что платит ему торговая сеть, он снимает теперь «студию» в неблагополучном районе. Теперь он уже не помнит, что подтолкнуло его заняться сборкой моделей. Кажется, он, как-то решившись купить в аптеке упаковку снотворного, чтобы выпить её целиком, случайно увидел рядом маленькую лавку по продаже товаров для хобби. Это тогда его и спасло. Сейчас сборка моделей стала единственным, что помогает ему проживать через бессмысленные недели одиночества. Наборы, краски и инструменты он заказывает на известном интернет-аукционе, и их доставляют ему прямо домой . Иногда, когда он берёт в руки острое лезвие, которым пользуется для зачистки деталей, его внезапно посещают очень страшные мысли, которых он сам боится. Но он углубляется в инструкцию по сборке, и тогда всё это отходит на второй план.
* * *
Оля живёт в Красноярске, большом сибирском городе на Енисее, в самой середине России. Мост через эту могучую реку знаком каждому жителю страны не хуже здания Большого театра — ведь именно он изображён на десятирублёвой купюре. Хотя город находится на одной параллели с Москвой, столицей России, из-за резко континентального климата там бывают очень холодные зимы. Температура зимой там может опуститься до минус пятидесяти градусов.
Оле, однако, эти морозы не страшны, ведь дома она бывает нечасто. Гораздо больше времени она проводит в путешествиях по миру вместе со своим мужем.
Муж её — красивый и высокий молодой человек, на которого засматриваются все девушки, но он, тем не менее, не поддаётся соблазнам — разве можно смотреть на других, когда у него есть она? У него есть своя большая фирма, работа на которой отлично отлажена, поэтому у них есть и деньги и время на все их поездки.
За те несколько лет, что они живут вместе, они уже объездили столько стран, сколько другие люди не объезжают за всё жизнь. Они гуляли по окружённым высоченными небоскрёбами и из-за этого похожими на каньоны улицам Нью-Йорка, где с гудением шныряют большие жёлтые кэбы. Ходили по тесным кварталам старого Гонконга, наполненными людьми, продающими непонятные кушанья, и странными, ни на что не похожими запахами. Целовались, стоя у гигантской статуи Христа перед лежащими у их ног огнями ночного Рио-де-Жанейро. Когда дома была эта несносная жара, они катались с покрытых плотным слоем мягкого снега склонов новозеландских гор. Сидели в маленьком уличном кафе в центре Парижа. На самый романтический город мира уже спускались сумерки, и они, допив вино, готовились направиться в свой гостиничный номер. А там… О, то что должно было происходить в номере этой ночью, другим людям знать было не положено.
А потом они прилетали обратно в Сибирь, возвращались в свой двухэтажный дом на окраине города, и ещё долго рассматривали фотографии и сувениры.
Все эти счастливые истории начинаются в девять часов вечера, когда пожилая работница интерната помогает Оле перебраться из её коляски на старую, скрипучую кровать, и кончаются в одиннадцать, когда Оля, растворившись в своих фантазиях, засыпает. Её кровать стоит среди других таких же кроватей в обшарпанной комнате с облезлым, давно не крашеным паркетом. Оля страдает ДЦП, и родители отказались от неё ещё в детстве. До восемнадцати лет она жила в детском доме для отсталых детей, а теперь, когда она достигла совершеннолетия, её переселили в этот интернат для инвалидов. Она не может ходить, а её тощие, искривлённые конечности замерли в страшной нелепой позе, и даже сходить в туалет без чужой помощи она не может.
Но вот в палате гаснет свет, а женщина в халате уходит. За окном лютуют сибирские морозы, но Оля уже этого не видит. Она, красивая, здоровая, и счастливая, вместе со своим любимым человеком кормит голубей на просторной площади в центре итальянской Венеции.
О том, что в Венеции есть площадь с голубями, она знает из лежащего в её тумбочке рекламного буклета какого-то турагентства, невесть как попавшего ей в руки.
* * *
Слова о сходстве людских судеб с кусочками пазлами снова пришли мне на голову, когда я увидел разноцветный фрагмент, валявшийся на тротуаре во дворе. Наверное, его обронил здесь кто-то из детей. Его яркие цвета свидетельствовали о том, что картинка, в которую он должен был войти, была жизнерадостной и красочной, но угадать, что именно было на ней изображено, было уже невозможно.
Мне с сожалением подумалось, что рано утром на улицу выйдет дворник, и фрагмент пазла, вместе с другим мелким мусором будет заметён в пластиковый пакет и выброшен на помойку.
06.2011